VIM TOF

Обновлено 24.03.2017 16:53

«Он хотел показать людям трагедию и глупость войны…»

(175-летию со дня рождения великого русского художника Василия Васильевича Верещагина)

За прошедшие более ста лет о русско-японской войне сказано и написано очень много.  Эта тема кажется неисчерпаемой, потому что настоящие герои далекой уже войны по-прежнему остаются для нас примером истинного служения Отчизне, своему народу.

Война – это страшная трагедия для обеих воюющих сторон. Цифры, приведенные ниже, наглядно иллюстрируют сказанное.

В период военных действий с Японией в 1904-1905 гг. Россия потеряла, по официальным данным, 31630 убитыми, 5514 умершими от ран и 1643 умершими в плену. В плен попало около 60 тысяч военнослужащих, из них примерно 16 тысяч - ранеными.

Общие безвозвратные потери японцев в разных источниках оцениваются неодинаково, приблизительно 86000 человек.

13 апреля (по новому стилю) 1904 года оборвались жизни двух знаменитых людей, имена которых были хорошо известны на Родине и за пределами российской империи -  адмирала С.О. Макарова и художника В.В. Верещагина.

В этот день, в 2 милях от полуострова   Тигровый хвост, на рейде  Порт-Артура, броненосец «Перопавловск»,  на котором держал свой флаг командующий Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал С.О. Макаров, выходя на бой  с эскадрой противника, подорвался на японской минной банке.

Броненосец окутался дымом и паром, накренился на правый борт и объятый пламенем носом ушел под воду. Все это произошло в течение 2 минут.

Погибли 650 человек команды флагманского корабля. В числе погибших были командующий Тихокеанской эскадрой вице-адмирал С.О. Макаров, начальник штаба контр-адмирал М.П. Молас, флаг-офицер эскадры капитан 2 ранга М.П. Васильев, флагманский артиллерийский офицер капитан 2 ранга А.К. Мякишев, флагманский минный офицер капитан 2 ранга К.Ф. Шульц, только что прибывший в Порт-Артур и назначенный командиром “Пересвета” капитан 2 ранга Н.А. Кроун, флагманский штурман А.А. Коробицын, начальник военного отдела штаба полковник А.П. Агапеев и друг С.О. Макарова живописец В.В. Верещагин. Русский флот понес тяжелую утрату.

Потеря командующего флотом, выдающегося флотоводца С.О. Макарова, его штаба, по мнению современников, означала, что Россия потеряла будущее своего флота, и уже 13 апреля проиграла войну с японцами.

До начала боевых действий с Японией, Макаров докладывал руководству флота: "Недоразумения с Японией будут из-за Кореи или Китая... Нужно... быть готовым к военным действиям во всякую минуту. Разрыв последует со стороны Японии, а не с нашей...".  Но вице-адмирала Макарова не услышали, и сильный противник взял инициативу в свои руки. 8 японских миноносцев провели торпедную атаку кораблей российского флота, стоявших на внешнем рейде военно-морской базы России Порт-Артуре. В результате внезапного нападения в первый день войны были выведены из строя броненосцы «Цесаревич», «Ретвизан» и бронепалубный крейсер «Паллада».

Положение Тихоокеанского флота сразу же стало тяжелым.  «Спасать» его было поручено именно Степану Осиповичу Макарову, лучшему из лучших флотоводцев.

1 февраля 1904 г. он был назначен командующим Тихоокеанским флотом, в тот же день добился экстренного совещания в морском министерстве для решения ряда поставленных им вопросов и уже 4 февраля отправился в Порт-Артур.
Свою организационную работу, направленную на решение задач, вставших перед ним, он начал еще в пути. Все сопровождающие вице-адмирала офицеры его штаба получили задания, обязанности между ними были четко распределены. В телеграммах и донесениях он поставил перед морским министерством ряд неотложных вопросов, по усилению русского флота в Порт-Артуре. Макаров, следуя в пункт назначения, намечал планы боевых действий, составлял инструкции и собирал необходимые сведения.
24 февраля Макаров прибыл в Порт-Артур. Имя вице-адмирала Макарова было настолько хорошо известно во флоте, что уже самый факт его прибытия давал личному составу надежду на то, что флот окрепнет и перейдет к активным действиям. Местное командование от первых неудач явно растерялось. Учитывая это, Макаров в первые же дни посетил все корабли, беседовал с офицерами, матросами и портовыми рабочими, всячески стараясь вселить в них бодрость духа и веру в силу своего оружия.

За короткое время (36 дней) командования Тихоокеанской эскадрой он сумел сделать очень многое. Прежде всего он привел эскадру в надлежащее боевое состояние, поднял дух личного состава и подготовил флот к активным действиям, усилил оборону крепости с моря, создал систему обороны внешнего рейда. Он лично руководил отражением атак японских миноносцев, выходами своей эскадры навстречу противнику, не допускал безнаказанного обстрела флота и крепости, заставлял японцев каждый раз уклоняться от боя с русской эскадрой.

Вместе с Макаровым на Дальний Восток приехал его давний друг, живописец  Василий Васильевич Верещагин.

Русско-японская война застала Верещагина за работой над начатыми после поездки по Японии в 1903 году  картинами; он все оставил и, по выражению Репина, "полетел" на Дальний Восток, чтобы участвовать в боях и поведать о них в своих произведениях.

В.В. Стасов, музыкальный и художественный критик, друг и почитатель творчества художника, написавший немало отзывов о его работах, называвший Верещагина «в высокой степени грандиозным явлением нашей жизни, гражданином-деятелем и государственным умом»; встретил Василия Васильевича в Петербурге, перед войною. Верещагин, только что вернулся из поездки по Японии и везде, при удобном и даже неудобном случае, по словам Стасова, предупреждал  наших  влиятельных лиц, чтобы они остерегли всех и вся от этой войны. Он говорил: «Японцы давно превосходно подготовлены и непременно разобьют нас, если мы сунемся воевать с ними. У нас нет еще и мысли о должной подготовке к этой войне… Разобьют, голову отдам на отсечение … разобьют».

Мнения о грядущей войне художника и его товарища -  адмирала полностью совпадали. И Макаров, и Верещагин были патриотами своей страны, правдивыми, честными ее гражданами, заслужившими право говорить, то что они думали.

Василий  Верещагин был художником – воином. Он получил образование в Морском кадетском корпусе, но стал выдающимся мастером батальной живописи, поставив себе задачу "увидеть большую войну и представить ее потом на полотне", дать обществу "картины настоящей, неподдельной войны". Художник счел необходимым не только близко увидеть и изучить ее, но и стать непосредственным участником, пережить и перечувствовать все то, что выпадает в ней на долю солдата. Он добровольно участвовал в сражениях, находился под обстрелом, был ранен, едва не умер в госпитале. За храбрость и мужество, проявленные при обороне Самаркандской крепости, когда гарнизон в 500 человек, сдерживал осаду многотысячного врага, Верещагин  был награжден Георгиевским крестом.

Он был не просто правдивым художником, его искусство буквально было выстрадано им.

Исключительную популярность и известность в мире русский художник приобрел не только благодаря высокому профессионализму и мастерству, но и основной темой своего искусства, которую можно определить, как беспощадное обличение захватнических войн, угнетения одного народа другим.

Верещагин писал: «Передо мною, как перед художником, война и ее я бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действительны ли мои удары – это другой вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаха и без пощады».

Выставки патриота, в своих картинах обличающего войну и предельно ярко раскрывающего все ее ужасы, возвеличивающего героизм простого солдата, проходившие в Москве, Варшаве, Будапеште, Праге, Вене, Париже, Лондоне, Нью-Йорке привлекали огромное количество посетителей, глубоко волновали общественность.  Равнодушных не было, впечатления были очень сильными.

Гибель знаменитого художника, добровольного участника русско-японской войны в 1904 году, потрясла мир.

Японский писатель Накадзато Кайдзан, писал: «Так же, как и Толстой, который ведет пропаганду мира силой слова, Верещагин кистью старался показать людям, что война – самая ужасная, самая нелепая вещь на свете. Огромный его талант особенно сильно проявился в такого рода картинах, где он пытается внушить людям необходимость мира. Он не искал военных наград, он хотел показать людям трагедию и глупость войны, и сам пал ее жертвой. Он пожертвовал своей жизнью ради своего призвания художника… Мы завидуем России, где живет Толстой, а узнав о смерти Верещагина, мы не можем еще раз не почувствовать к этой стране уважения и почтения».

Друзья - художник В.В. Верещагин и адмирал С.О. Макаров геройски погибли в один день, каждый выполняя свои обязанности, свой долг, взорванный броненосец стал братской могилой.

Потеря двух русских «колоссов»: живописца и флотоводца оказалась воистину невосполнимой …Их гибель оказалась трагедией даже для противника.

Трогательно и печально звучат строки стихотворения поэта Исикава Такубоку, соотечественника Накадзато Кайдзан, которое посвящено  памяти адмирала С.О. Макарова.:

«Не наносите яростных ударов,
Замрите со склонённой головой
При звуках имени его: Макаров!

Его я славлю в час вражды слепой
Сквозь грозный рёв потопа и пожаров.
В морской пучине, там, где вал кипит,
Защитник Порт-Артура крепко спит.

Враг доблестный! Ты встретил свой конец,
Бесстрашно на посту командном стоя,
С Макаровым сравнив, почтут героя
Спустя века. Бессмертен твой венец!»

За время недолгого пребывания в Порт-Артуре Макаров и Верещагин еще более сблизились. Этому способствовали единство взглядов, широта кругозора, незаурядность обеих личностей. Они могли поведать друг другу наболевшее, сокровенное, отвести в дружеской беседе, что называется, душу. Василий Васильевич бывал у Степана Осиповича в гостях и в его городской квартире, и в адмиральской каюте на флагманском броненосце, посещал вместе с ним боевые корабли.

Художник И. А. Владимиров, находившийся в те дни в Порт-Артуре рассказывает: «Верещагин жил рядом с Макаровым и проводил в его обществе весь досуг. Частой темой их бесед бывали быт и нравы, политическое устройство Японии». Одну из встреч С. О. Макарова и В. В. Верещагина запечатлел молодой художник Е. И. Столица. 27 марта(по старому стилю), всего лишь за четыре дня до гибели друзей, Евгений Столица написал этюд, изображающий Степана Осиповича и Василия Васильевича за дружеской беседой в адмиральской каюте. На долю Столицы выпала роль летописца горького события: молодой художник смог зарисовать в своем альбоме гибель "Петропавловска", наблюдая ее с берега.

Верещагин, посещая по приглашению Макарова боевые корабли и участвуя в морских операциях, делал зарисовки прибрежных пейзажей, судов, фигур моряков. По свидетельству очевидцев, Василию Васильевичу однажды удалось даже набросать в альбом очертания японской эскадры, показавшейся на горизонте.

Свое пребывание на театре военных действий художник не ограничивал только Порт-Артуром. Неоднократно он выезжал в Мукден, Лаоян, в расположение сухопутных сил, оборонявших русские позиции в Южной Маньчжурии.

В адресованном жене письме из Лаояна от 19 марта 1904 года Верещагин сообщал: "Только что возвратился из Порт-Артура и, захвативши в Мукдене свои вещи, опять туда уеду, потому что здесь, в Лаояне, действия будут еще не скоро". Художнику был предоставлен отдельный вагон, в котором он и жил. Вагон этот мог прицепляться к какому угодно поезду и останавливаться в любом месте. По-видимому, эти условия были созданы художнику не без участия Макарова. Верещагин рассчитывал также приобрести лошадь, чтобы посещать сухопутные участки фронта, удаленные от железной дороги.

Вот эпизод, характерный для натуры Верещагина.

В Порт-Артуре художник познакомился с капитаном первого ранга Э. Н. Шенсовичем - командиром эскадренного броненосца "Ретвизан". Этот корабль был в числе подвергшихся нападению японских миноносцев в ночь с 8 на 9 февраля 1904 года и оказал противнику стойкое сопротивление. За мужество, проявленное в бою, Шенсович был награжден офицерским Георгиевским крестом. Награда была заслуженной, однако ее все не присылали из Петербурга, по-видимому наградное дело "заблудилось" в каких-то бюрократических инстанциях. Верещагина глубоко возмущало, что многие боевые офицеры и нижние чины, совершившие подвиги, остались обойденными наградами, тогда как всякие штабные чины, не нюхавшие пороха, получали благодаря своим связям в столице одну награду за другой. "Увидевши, что бравый командир "Ретвизана" без Георгиевского креста, потому что не получил еще его (по почте), я снял с себя и повесил ему, чем морячки были очень довольны", - писал художник жене.

Фигура Верещагина скоро стала популярна среди моряков и армейцев. Везде его принимали радушно и гостеприимно, а на расспросы художника отвечали его же словами: "На Шипке все спокойно". Художник понимал горько-иронический смысл этих слов. У артиллеристов не хватало снарядов, снабжение было очень плохим.

Много интересного написал о Верещагине офицер броненосца "Петропавловск" Н. Иениш, свидетель гибели художника, один из немногих спасшихся членов команды: "Еще до появления Василия Васильевича на "Петропавловске" весть о его прибытии распространилась среди команды, и помню, как меня расспрашивали о "старике с Георгием", о художнике, который со Скобелевым на турецкой войне был.

Впервые увидел я его идущим к нам по набережной порта. Он слегка склонился вперед, высокий, бодрый, с великолепной характерной головой. Уже издали бросался в глаза его внимательный, пристальный, ищущий взгляд. Под расстегнутым осенним пальто виднелся наполовину скрытый в складках ленточки маленький белый крестик.

Я встретил его при входе на корабль. Вблизи видно было, что годы и кипучая жизнь наложили уже печать свою на этот сильный организм, но его глаза выражали необыкновенную энергию и силу воли".

Посещая "Петропавловск", Верещагин обычно направлялся в адмиральскую каюту. Но однажды, как вспоминает Н. Иениш, он спустился в кают-компанию и стал рассказывать офицерам корабля о своем давнем путешествии в Гималаи. Рассказ его отличался сжатостью, ясностью, образностью, а суждения казались слушателям необыкновенно убедительными. В его мастерских повествованиях сквозили ясная память, тонкий ум и пристальная наблюдательность. Его интересно было слушать как человека, много повидавшего на своем веку, чья память была наполнена множеством поучительных историй.

В кают-компании броненосца висела картина, запечатлевшая событие времен Крымской войны - бой при Петропавловске-Камчатском. Русскими защитниками руководил тогда адмирал В. С. Завойко. Верещагин вспомнил, что сын этого адмирала был его товарищем по Морскому корпусу. Они оба были в числе первых учеников и соревновались за право быть занесенными при окончании корпуса на мраморную Доску почета.

Н. И. Кравченко, литератор и художник, корреспондент одной из петербургских газет, встретивший В.В. Верещагина в Мукдене, вспоминает, что Василий Васильевич, спешивший в Порт-Артур, подчеркивал, что его место именно там, где происходят боевые действия.

В. Верещагину оставалось жить и творить в самой гуще событий совсем немного.

13 апреля 1904 года броненосец «Петропавловск» подошел к месту своей  гибели.

Лейтенант Иениш, служивший на «Петропавловске», тот самый чудом спасшийся офицер, так описывает взрыв: «На высоте батареи Электрического утеса я сошел в кают-компанию переменить пленки в аппарате, да, кстати, и закусить перед ожидавшимся боем.

Но едва я сел за стол и начал вынимать пленки, как послышался характерный резкий удар в подводную часть, и мгновенно затем броненосец страшно задрожал, раздался глухой гул, и корабль начал крениться на правый борт…

Оставаясь под впечатлением взрыва под кормою, я остановился у непроницаемой двери из кают-компании, старался закрыть ее, но она плохо слушалась; вероятно, кто-то давил на нее изнутри.

В это время послышался ясно взрыв далеко на носу. Я бросил дверь и побежал на следующую палубу наверх.

Но едва я дошел до середины трапа, раздался третий удар под помещением, где я находился с правой стороны, затем еще взрыв, броневая палуба раскрылась, и стена светло-желтого огня пронеслась, опалив верх моей тужурки. Трап уцелел.

На следующей палубе люди бежали тугой толпой по трапу наверх; я приостановился, чтобы пропустить их…

Крен уже был чувствителен, и по трапу трудно было идти. Поднялся на палубу. Она уже поднималась, и по ней ползли с усилием люди вверх.

Люди бросались с поднимающегося борта в воду, и с этого же борта около кормы показалась пелена пламени со струйками дыма. Я повернулся к корме.

На самом свесе, смотрю, стоит группа матросов, и Верещагин среди них в расстегнутом пальто… За кормой зловеще шумит в воздухе винт. Несколько секунд, и взорвались котлы. Всю середину корабля вынесло со страшным шумом вверх. Правая 6-дюймовая башня отлетела в море. Громадная стальная стрела на опар-деке для подъема шлюпок, на которой только что остановился взор, исчезает из глаз - и слышу над головой лишь басистый вой.

Взрывом  ее метнуло за корму, и место, где стояли еще люди и Верещагин, было пусто …»

И опять на память приходят слова японского поэта Исикавы Такубоку:

« Когда ж вас спросят с гневной укоризной,
Как смели вы такую жизнь отнять,…
То перед светлым царством вечной жизни
Какой ответ вы будете держать?
Ужель у вас нет никому отличья
И ничему живущему цены?»

20 век – это в значительной степени история войн, мировых и локальных. Нами, живущими сегодня, очень обостренно воспринимаются слова японского писателя Никадзато Кайдзан.о замечательном Художнике и Человеке, вынесенные в заголовок настоящей статьи…

О.В.Савруева,

научный сотрудник ВИМ ТОФ